Заключенный Дима №1
Февраль 2013 года. Полутемный коридор, духота, от которой даже нос чешется. Частый гул мужских голосов. Смех. И стон. Заходим с Владимиром Григорьевичем Субботиным (член Общественной наблюдательной комиссии за тюрьмами) в тесную камеру следственного изолятора, а там - куча мала: матрасы на полу, и на каждой кровати по два человека. Все вдруг примолкли.- Здрассьте, - говорят.
- Здравствуйте. Жалобы есть? - спрашивает Григорьевич.
- У нас-то нет, а вон там в углу на дальней шконке парень умирает...
Вглядываемся в темноту, одеяло трясется, больше ничего. Становится не по себе. Мой спутник приоткрывает краешек, а там парень лежит, почти неподвижно, только голова ритмично дергается.
- Ты кто? - спрашиваю
- Д-д-д-д-ди-м-м-ма-а, - отвечает.
Сосед поясняет, что это Дима, попал по 228-ой (наркотики), болезнь Паркинсона в тяжелой степени. Все время трясется, говорить из-за этого не может. Даже есть не может - весь язык искусал себе, что тот распух и почти не функционирует.
Владимир Григорьевич - следователь прокуратуры в отставке. Зовет сотрудников изолятора:
- Ребята, а что этот парень тут в переполненной камере делает, а не в больнице?
- А следователь не разрешает его туда помещать, - бубнят.
- Что?! Я сам бывший следователь прокуратуры, что бы я кому-то лечиться не разрешал, да меня бы в Советском Союзе давно по стенке размазали! Быстро зовите медика!
Стою в шоке. Парень по-прежнему трясется и плачет. При нас его отвозят в тюремную больницу. Заключенные соседи довольно кивают головами и жмут руку Григорьевичу.
Выходим из СИЗО.
- Я там сам чуть не заплакал, хотя преступников не жалую, - признается мне Субботин. - Слов даже нет, лучше молчи (до этого он относился к заключенным предвзято и не скрывал этого). Молчу.
Март 2013 года - тюремная больница. Палата № 2.
Светло, чисто, солнечный свет ярко пронзает пространство. В палате никого. Только Дима лежит на своей койке и трясется. Выглядит лучше.
- Оксана Николаевна, я с вами бы поговорила, - зовет главный врач.
Иду за ней, понимаю, что вопрос лучше не при Диме обсуждать.
- Он ведь умрет на днях, что вы его сюда отправили, у нас итак мрут тут...
- Давайте освободим, пусть дома умрет, - предлагаю.
- Так не успеем, пока документы соберем, праздники на носу (8 марта).
- Ну поспешим, - предлагаю.
Она подключает всех, за сутки спешно переданы документы в суд. Постановлено - освободить немедленно по болезни и из-за невозможности лечения в застенках.
Через пару дней лежащего на носилках Диму увозят домой. К маме...
Апрель 2013 года. Звонок по телефону:
- Оксаночка... Николаевна... Это я - Диии-ма. Спа-ми-те-ли мои, я жи-и-вой!
Оказалось, Дима - акробат, даже выступал в цирке за границей. Из-за постоянного напряжения мышц у него развился Пакинсон. Чтобы расслабиться, кто-то подсунул героин. И понеслось. 228-ая, Застенки.
Вопреки прогнозам тюремных врачей Дима еще шесть лет жил активной жизнью (может, не такой активно, как хотел), слушал музыку, любил местного рэп-исполнителя, который к нему даже в гости приезжал. И умер в прошлом месяце после того, как записал для нас благодарственное видео, будто бы как последний подарок (через пару дней после него и умер).
Заключенный Дима №2
Апрель 2014 года. Туберкулезное отделение тюремной больницы.
- У вас маски есть? - спрашиваем сотрудников с правозащитницей Валерией Юрьевной Приходкиной.
- Нет, еще в прошлом месяце закончились, - отвечают. - Ну если не боитесь, идите, но там открытая форма туберкулеза (усмехаются).
- Ты иди туда, если не боишься, а я в инвалидный барак, чтоб быстрее было, - говорит моя спутница.
Захожу, больные заключенные сидят балагурят, анекдоты травят, смеются.
- Здравст-вуй-те, - говорят, чеканя слог, все вместе.
- Здрассьте, - отвечаю. - Кто у вас тут самый больной?
- Я! - кричит парень прямо из середины, а сам лежит.
Подхожу ближе, сажусь рядом, худющий такой, в чем только душа держится.
- Меня зовут Дима, - говорит сиплым голосом.
- Не подходите к нему близко, у него "тубик", говорят соседи.
Сотрудница больницы перебивает:
- Не "тубик", а плеврит, не преувеличивайте, он вылечился.
Дима закрывает глаза, а у него там - мамма миа - "НЕ БУДИ" зеленым цветом прямо на веках. На одном "НЕ", на другом "БУДИ".
Дима хочет что-то рассказать, но гулкое хрипение и бульканье в животе не дают ему это сделать. Беру историю болезни и вижу - трындец.
- Давайте его освободим, - предлагают главному врачу (женщине).
- Да, какой освободим - он же аферист еще тот, из больницы не вылазит, - спорит она. - И забрать его некому, кому он нужен, с 16-ти лет по тюрьмам!
- С родственниками я поговорю,- предлагаю. - Юриста отправим в суд, если сами документы подготовите.
В этот же день позвонила матери Димы. Говорит, всю душу вымотал, наркоман, старший сын запрещает его домой брать, так как там маленькие дети (а вдруг туберкулез).
Находим тубдиспансер, готовый принять его сразу после освобождения и подлечить, дело за подписью родственников. Натыкаемся на глухую стену - не хотят.
Через два дня Дима умер.
А после его смерти мы узнали о том, что он был таким отзывчивым, и лет семь только и делал, что писал жалобы на приговоры тем, у кого нет денег на оплату адвокатов. А еще - о том, что он был настолько одинок, что придумывал себе воображаемую жизнь и друзей - вырезал картинки из глянцевых журналов с красивыми девушками, домами, машинами, и рассказывал всем, что там на неведомой ему свободе все именно так у него и есть. Может быть, в его следующей жизни все так и будет.
С момента существования нашего Волонтерского движения помощи тяжелобольным осужденным «Обреченные умирать в неволе» мы натыкаемся на стену непонимания, стереотипов и обид. «Зачем помогать этим упырям, они душегубы, насильники и тунеядцы», - говорят нам. А мы видим в них людей. И хотим, чтобы видели все. С этих двух парней началась наша деятельность, мы их никогда не забудем, и имя их вместе с историями несем в массы. Тяжело помогать тем, кого общество хочет ненавидеть. И наша миссия - изменить стереотипы, смягчить сердца. Мы верим, что, если люди будут относиться по-человечески даже к тем, кто преступил закон, то и они выйдут уже другими, у них появится вера в добро, справедливость, в себя. Миру - мир, а каждому человеку - человек.
Февраль 2013 года. Полутемный коридор, духота, от которой даже нос чешется. Частый гул мужских голосов. Смех. И стон. Заходим с Владимиром Григорьевичем Субботиным (член Общественной наблюдательной комиссии за тюрьмами) в тесную камеру следственного изолятора, а там - куча мала: матрасы на полу, и на каждой кровати по два человека. Все вдруг примолкли.- Здрассьте, - говорят.
- Здравствуйте. Жалобы есть? - спрашивает Григорьевич.
- У нас-то нет, а вон там в углу на дальней шконке парень умирает...
Вглядываемся в темноту, одеяло трясется, больше ничего. Становится не по себе. Мой спутник приоткрывает краешек, а там парень лежит, почти неподвижно, только голова ритмично дергается.
- Ты кто? - спрашиваю
- Д-д-д-д-ди-м-м-ма-а, - отвечает.
Сосед поясняет, что это Дима, попал по 228-ой (наркотики), болезнь Паркинсона в тяжелой степени. Все время трясется, говорить из-за этого не может. Даже есть не может - весь язык искусал себе, что тот распух и почти не функционирует.
Владимир Григорьевич - следователь прокуратуры в отставке. Зовет сотрудников изолятора:
- Ребята, а что этот парень тут в переполненной камере делает, а не в больнице?
- А следователь не разрешает его туда помещать, - бубнят.
- Что?! Я сам бывший следователь прокуратуры, что бы я кому-то лечиться не разрешал, да меня бы в Советском Союзе давно по стенке размазали! Быстро зовите медика!
Стою в шоке. Парень по-прежнему трясется и плачет. При нас его отвозят в тюремную больницу. Заключенные соседи довольно кивают головами и жмут руку Григорьевичу.
Выходим из СИЗО.
- Я там сам чуть не заплакал, хотя преступников не жалую, - признается мне Субботин. - Слов даже нет, лучше молчи (до этого он относился к заключенным предвзято и не скрывал этого). Молчу.
Март 2013 года - тюремная больница. Палата № 2.
Светло, чисто, солнечный свет ярко пронзает пространство. В палате никого. Только Дима лежит на своей койке и трясется. Выглядит лучше.
- Оксана Николаевна, я с вами бы поговорила, - зовет главный врач.
Иду за ней, понимаю, что вопрос лучше не при Диме обсуждать.
- Он ведь умрет на днях, что вы его сюда отправили, у нас итак мрут тут...
- Давайте освободим, пусть дома умрет, - предлагаю.
- Так не успеем, пока документы соберем, праздники на носу (8 марта).
- Ну поспешим, - предлагаю.
Она подключает всех, за сутки спешно переданы документы в суд. Постановлено - освободить немедленно по болезни и из-за невозможности лечения в застенках.
Через пару дней лежащего на носилках Диму увозят домой. К маме...
Апрель 2013 года. Звонок по телефону:
- Оксаночка... Николаевна... Это я - Диии-ма. Спа-ми-те-ли мои, я жи-и-вой!
Оказалось, Дима - акробат, даже выступал в цирке за границей. Из-за постоянного напряжения мышц у него развился Пакинсон. Чтобы расслабиться, кто-то подсунул героин. И понеслось. 228-ая, Застенки.
Вопреки прогнозам тюремных врачей Дима еще шесть лет жил активной жизнью (может, не такой активно, как хотел), слушал музыку, любил местного рэп-исполнителя, который к нему даже в гости приезжал. И умер в прошлом месяце после того, как записал для нас благодарственное видео, будто бы как последний подарок (через пару дней после него и умер).
Заключенный Дима №2
Апрель 2014 года. Туберкулезное отделение тюремной больницы.
- У вас маски есть? - спрашиваем сотрудников с правозащитницей Валерией Юрьевной Приходкиной.
- Нет, еще в прошлом месяце закончились, - отвечают. - Ну если не боитесь, идите, но там открытая форма туберкулеза (усмехаются).
- Ты иди туда, если не боишься, а я в инвалидный барак, чтоб быстрее было, - говорит моя спутница.
Захожу, больные заключенные сидят балагурят, анекдоты травят, смеются.
- Здравст-вуй-те, - говорят, чеканя слог, все вместе.
- Здрассьте, - отвечаю. - Кто у вас тут самый больной?
- Я! - кричит парень прямо из середины, а сам лежит.
Подхожу ближе, сажусь рядом, худющий такой, в чем только душа держится.
- Меня зовут Дима, - говорит сиплым голосом.
- Не подходите к нему близко, у него "тубик", говорят соседи.
Сотрудница больницы перебивает:
- Не "тубик", а плеврит, не преувеличивайте, он вылечился.
Дима закрывает глаза, а у него там - мамма миа - "НЕ БУДИ" зеленым цветом прямо на веках. На одном "НЕ", на другом "БУДИ".
Дима хочет что-то рассказать, но гулкое хрипение и бульканье в животе не дают ему это сделать. Беру историю болезни и вижу - трындец.
- Давайте его освободим, - предлагают главному врачу (женщине).
- Да, какой освободим - он же аферист еще тот, из больницы не вылазит, - спорит она. - И забрать его некому, кому он нужен, с 16-ти лет по тюрьмам!
- С родственниками я поговорю,- предлагаю. - Юриста отправим в суд, если сами документы подготовите.
В этот же день позвонила матери Димы. Говорит, всю душу вымотал, наркоман, старший сын запрещает его домой брать, так как там маленькие дети (а вдруг туберкулез).
Находим тубдиспансер, готовый принять его сразу после освобождения и подлечить, дело за подписью родственников. Натыкаемся на глухую стену - не хотят.
Через два дня Дима умер.
А после его смерти мы узнали о том, что он был таким отзывчивым, и лет семь только и делал, что писал жалобы на приговоры тем, у кого нет денег на оплату адвокатов. А еще - о том, что он был настолько одинок, что придумывал себе воображаемую жизнь и друзей - вырезал картинки из глянцевых журналов с красивыми девушками, домами, машинами, и рассказывал всем, что там на неведомой ему свободе все именно так у него и есть. Может быть, в его следующей жизни все так и будет.
С момента существования нашего Волонтерского движения помощи тяжелобольным осужденным «Обреченные умирать в неволе» мы натыкаемся на стену непонимания, стереотипов и обид. «Зачем помогать этим упырям, они душегубы, насильники и тунеядцы», - говорят нам. А мы видим в них людей. И хотим, чтобы видели все. С этих двух парней началась наша деятельность, мы их никогда не забудем, и имя их вместе с историями несем в массы. Тяжело помогать тем, кого общество хочет ненавидеть. И наша миссия - изменить стереотипы, смягчить сердца. Мы верим, что, если люди будут относиться по-человечески даже к тем, кто преступил закон, то и они выйдут уже другими, у них появится вера в добро, справедливость, в себя. Миру - мир, а каждому человеку - человек.